Курильские острова в русской и зарубежной литературе
26.1. Курильские острова в русской литературе имперского периода
Одноиз первых косвенных упоминаний в русской художественной литературе о Дальнем Востоке, и в частности о Курильских островах, относится к середине XVIII века и принадлежит М.В. Ломоносову (1711–1765). В своих стихотворениях поэт неоднократно писал о продвижении русских путешественников и мореходов на восток и к берегам Северной Америки. Поэтому не случайно в «Оде на день восшествия на Всероссийский престол ее величества государыни императрицы Елисаветы Петровны 1747 года» (1747) М.В. Ломоносов воссоздает величественную картину Тихого океана и «посеянных» на нем островов:
Там тьмою островов посеян,
Реке подобен Океан;
Небесной синевой одеян,
Павлина посрамляет вран.
Там тучи разных птиц летают,
Что пестротою превышают
Одежду нежныя весны;
Питаясь в рощах ароматных
И плавая в струях приятных,
Не знают строгия зимы.
Причиной появления таких стихотворных строк считается просветительская деятельность первооткрывателей Дальнего Востока в XVII–XVIII веках. Возвращаясь в родные края, все они часто составляли особые отчеты обо всем, что им удалось увидеть во время путешествий. Эти отчеты могли носить самые разные названия – «расспросные речи», «скаски», «донесения», «объявления» и даже «отписки». И именно эти тексты, написанные Н.И. Колобовым, И.П. Козыревским, В.В. Атласовым, Д.Я. Анцыфоровым (Анциферовым), И.М. Евреиновым, Ф.Ф. Лужиным и др., способствовали созданию первых представлений о дальневосточных землях. Рассказы и иные живые свидетельства путешественников становились бесценным материалом для литературного творчества их современников. Нередко никогда не бывавшие на Дальнем Востоке писатели идеализировали неизвестный им мир, поэтому и в представлении М.В. Ломоносова Дальний Восток – это благодатный край, в котором не бывает устрашающей зимы, а пестрое оперение птиц превышает великолепие весенней природы. Образ Курильских островов был создан М.В. Ломоносовым не случайно, но обусловлен знакомством с С.П. Крашенинниковым (1711–1755), посетившим в 1737 году Дальний Восток и написавшем позже на основе собственных впечатлений книгу «Описание земли Камчатки» (1755). В этой работе русского путешественника девятая глава посвящена исключительно Курильским островам. В этой части работы раскрывается этимология слова «курилы» (как имени нарицательного и производного от него имени собственного), перечисляются названия (нередко несовпадающие с современным фонетическим звучанием и графической записью) известных островов, воссоздается облик местных жителей (как аборигенов, так и представителей «камчатского поколения»1). Кроме того, С.П. Крашенинниковым упоминаются специфические выражения, применяющиеся для обозначения тех или иных явлений в регионе, описывается природа Курильских островов (частота землетрясений, гористость местности, изобилие рыбных ресурсов и диких животных, наличие сланца и ельника и др.), уточняются бытовые особенности населения и различные формы занятий (коммерция, контакты с голландцами и др.). Наряду с этим в «описании», приводится так называемая «басня» (как образец местного фольклора), а также комментируется язык местных жителей.
Под пером М.В. Ломоносова документальные свидетельства С.П. Крашенинникова значительно трансформировались, дополнились рядом иных сведений и явили собой практически идеальную с точки зрения климатических особенностей и условий жизни картину Дальнего Востока. В противовес восторженным описаниям просторов Тихого океана М.В. Ломоносовым, полвека спустя Г.Р. Державин (1743–1816), вспоминая трагически погибших мореплавателей Г.И. Давыдова (1784–1809) и Н.А. Хвостова (1776–1809), называл природные силы Тихого океана «грозными», «свирепыми» и «бездонными». В стихотворении «В память Давыдова и Хвостова» (1809), обращаясь к музе, Г.Р. Державин писал:
…и юных двух отважных
Сподвижников оплачь,
Что сквозь стихиев грозных
И океанских бездн
Свирепых и бездонных,
Колумбу подражая,
Два раз Титана вслед
Прошли к противуножным.
Меж гор лазурных, льдистых,
Носящихся в волнах…
Первые косвенные упоминания о Дальнем Востоке в поэзии М.В. Ломоносова и Г.Р. Державина говорят о безусловном интересе русской общественности к далеким и малоизвестным землям. При этом введение в стихотворный текст подобных эпизодов свидетельствует об определенном уровне знаний, не всегда соответствующем истинному положению вещей. Не удивительно, что эпизодический интерес к Дальнему Востоку можно обнаружить и в наследии А.С. Пушкина (1799–1837). Работая над книгой С.П. Крашенинникова «Описание земли Камчатки» (1755), русский поэт оставил небольшие заметки на полях, а именно: тезисные упоминания о коренных народах, населяющих зону Камчатки и части Курильских островов, – камчадалах, коряках и курилах. И это не единичный случай, когда русские литераторы XIX века стремились к использованию в художественном формате образа Дальнего Востока.
В 1810 году была издана практически неизвестная современным читателям повесть «Остров Шамуршир. Курильский анекдот»2 за подписью некоего М. М-ва. В центре этой сентиментальной истории, рассказанной повествователю безымянным офицером из Российско-Американской компании, – любовь русского мужчины Малинского и айнской девушки (в тексте – «курилки») Варьми. Название острова, на котором разворачивается сюжет повести, является вымышленным, но по своему конечному звучанию очень похожим на название другого острова Курильской гряды – острова Парамушир. Природный колорит Шамуршира автором «курильского анекдота» (в значении новеллы, исключительного происшествия) подробно не описан, одновременно с этим и этнографические вкрапления об айнах выглядят довольно скупо. Но эти детали – нередко существенные в литературе русского и зарубежного сентиментализма – в «Острове Шамуршире» не воспринимаются как обязательные. М. М-в акцентирует внимание читателей, прежде всего, на том, что описываемая любовная история происходит в удаленном для России месте, где живут «незнакомые», «дикие» народы, способные к искренним и чистым чувствам.Между тем в начале XIX века самой полной и достоверной книгой о Дальнем Востоке России и его ближайшем соседе – Японии стали изданные в 1816 году «Записки флота капитана Головнина о приключениях его в плену у японцев в 1811, 1812 и 1813 годах. С приобщением замечаний его о Японском государстве и его народе». Автором «Записок…» выступил В.М. Головнин (1776–1831) – русский мореплаватель, воспитатель целой плеяды знаменитых подвижников России. Его книга, рекомендованная Л.Н. Толстым (1828–1910) для обязательного чтения детям, была переведена почти на все европейские языки, став настоящей сенсацией и у себя на родине, и в Западной Европе. В.М. Головнин впервые дал обстоятельную характеристику Дальнего Востока, основанную на личных впечатлениях.
Топоним «Курильские острова» используются В.М. Головниным достаточно часто: он связан или с географическими комментариями, или с рассказами о тех событиях, с которыми пришлось столкнуться героям «Записок…». Так, русский путешественник неоднократно вспоминает о более ранних экспедициях на Дальний Восток И.Ф. Крузенштерна в 1805 году, а также Г.И. Давыдова и Н.А. Хвостова в 1806 году. Курильские острова характеризуются В.М. Головниным как богатые рыбными ресурсами области, в которых обитают «…сельди, треска, макрель, кижуч, нерка, горбуша, кунжа, гольцы, камбала и много разных родов другой рыбы, коих названия неизвестны. Из морских животных водятся киты, касатки, морские свинки, сивучи, морские коты, бобры и тюлени»3. Морское изобилие дальневосточных островов дополняется и лесным богатством. По словам В.М. Головнина, на Курильских островах «растет множество строевого лесу разных родов», есть «дуб, ель, сосна, так называемое пахучее дерево (род кипариса), береза, липа, тополя разных родов, клен, рябина, черемуха и некоторые другие»4. При этом автор «Записок…» указывает, что Курильские острова «бедны сорочинским пшеном»5 (т.е. – рисом), которое поставляется из центральной Японии. Отсутствие собственного риса на островах объясняется путешественником суровым климатом Дальнего Востока.
Объективное описание географических особенностей Курильских островов дополняется в книге образами коренных народов, впервые представленных в художественно-публицистическом формате русской литературы именно В.М. Головниным. Наиболее ярким персонажем становится переводчик русской экспедиции Алексей Максимович (или просто Алексей) – айн, владеющий русским и японским языками. Благодаря его знаниям В.М. Головнин и весь экипаж «Дианы» не только могли свободно объяснять свои намерения туземцам, но и получали необходимые этнографические сведения. В облике Алексея Максимовича В.М. Головнин выделяет исключительно позитивные черты характера – честность, доброту, отзывчивость. Положительное отношение к айнам членов экипажа «Дианы» в дальнейшем определило основную направленность в описании коренных народов Дальнего Востока в литературном творчестве новых времен. На протяжении почти всего повествования В.М. Головнина слово «айны» как общее наименование народа, проживающего на Сахалине и Курильских островах, заменяется другими выражениями. «Курильцы» (или реже «мохнатые курильцы») – именно так называет автор «Записок…» аборигенов тихоокеанских островов. Впервые слово «айн» (и другие его производные) в речи В.М. Головнина появляется только в завершающей части «Записок…» при рассказе о народах, платящих «дань Японии»6. Размышляя над этнографическими приметами коренного населения Курильских островов, В.М. Головнин приходит к выводу, что «айны и курильцы один и тот же народ»7.
Общее тематическое начало «Записки…» В.М. Головнина имеют с книгой П.И. Рикорда (1776–1855) «Записки о плавании к Японским берегам в 1812 и 1813 гг. и о сношениях с японцами» (1875). П.И. Рикорд был близким другом В.М. Головнина и участником экспедиции на «Диане». И именно П.И. Рикорд активно ходатайствовал об освобождении В.М. Головнина и его спутников из японского плена, трижды организовывая в этой связи морские экспедиции к берегам Японии. Полный текст «Записок…» П.И. Рикорда был опубликован вдовой мореплавателя Л.И. Рикорд (1794–1883) только в 1875 году. С первых публикаций у «Записок…» П.И. Рикорда нашлись свои почитатели не только в России, но и в Европе. Книга мореплавателя неоднократно переиздавалась и была переведена на несколько языков мира (французский, немецкий, шведский и др.).
Кроме того, в самом начале XIX века отдельные сведения о Курильских островах можно было почерпнуть и в других работах: в частности, в книге И.Ф. Крузенштерна (1770–1846) «Путешествие вокруг света в 1803, 1804, 1805 и 1806 годах на кораблях «Надежда» и «Нева» (1809, 1810, 1812). В этом исследовании приводятся подробные таблицы суточных наблюдений за природой Дальнего Востока. Однако И.Ф. Крузенштерн, в сравнении с В.М. Головниным, смотрит на мир исключительно как натуралист. Отчасти подобный взгляд свойственен и другим исследователям Дальнего Востока, к описанию которого обращаются: Н.П. Резанов (1764–1807) в «Инструкции начальствующему секретарю экспедиции флота г-ну лейтенанту Хвостову» (1806), В.А. Римский-Корсаков (1822–1871) в письмах к родным и в цикле очерков «Случаи и заметки на винтовой шхуне «Восток» (1858), Н.К. Бошняк (1830–1899) в книге «Экспедиции в Приамурском крае» (1858–59), Г.И. Невельской (1813–1876) в «Подвигах русских морских офицеров на Дальнем Востоке» (1875).
Эти, а также другие путевые очерки, воспоминания и иные образцы документальной маринистики (например, изданные в «Записках Императорского Русского географического общества» в 1871 году «Курилы» А.С. Полонского) стали источником сведений о Дальнем Востоке для А.П. Чехова (1860–1904) в период подготовки писателя к поездке на Сахалин и во время работы над книгами «Из Сибири» (1890) и «Остров Сахалин» (1895). В «Острове Сахалин» А.П. Чехов неоднократно в разных контекстах пишет о Курильских островах: в одном случае, пересказывая историю о пленении японцами В.М. Головнина на Кунашире, в другом – при этнографическом обзоре айнов (или курилов – относительно той части айнов, которые живут не на Сахалине). Курильские острова называются и в других лаконичных частях путевых очерков А.П. Чехова, например, в эпизодах, аналогичных рассказу о плавающем «около Камчатки и Курильских островов»8 П.Г. Лемешевском (1832/33 – не ранее 1897)9.
Такого рода единичные, чаще всего, косвенные упоминания о Курильских островах, обнаруживаются и в разных книгах русской литературы XIX столетия. О курильцах размышляет в одной из глав «Фрегата «Паллада»» (1855–57) И.С. Гончаров (1812–1891) – участник возглавляемой вице-адмиралом Е.В. Путятиным (1804–1883) экспедиции в Японию. Интересным представляется и полный текст так называемой «скаски» Дэнбэя Татэкавы, лаконичное повествование которого на русском языке впервые было опубликовано Н.Н Оглоблиным (1852; дата смерти неизвестна) в журнале «Русская старина» (1891). В «скаске» Дэнбэя Татэкавы повествуется о «Курильской земле» (под которой подразумевается южная часть Камчатки, где был в свое время обнаружен Дэнбэй Татэкава и члены его экипажа). Однако и эта историческая хроника с попытками художественного воспроизведения жизни Дэнбэя Татэкавы и его соотечественников давала представление о том, каким мыслился Дальний Восток в пересказах путешественников русской общественностью в XVIII столетии и немногим позже него.
На протяжении всего XIX века в России издавались новые произведения, в них давались различного рода описания Курильских островов очередным поколением путешественников, писателей и иных свидетелей, побывавших на Дальнем Востоке, но все эти книги уже не имели максимально широкой читательской аудитории. Впервые именно В.М. Головнин и П.И. Рикорд оформили личные впечатления в доступную для «массовой» литературы форму и тем самым удовлетворили повышенный интерес русской и зарубежной публики к Дальнему Востоку и, в частности, к Курильским островам. Одновременно с этим восточные рубежи Российской империи чаще всего ассоциировались в представлении общественности с сахалинской каторгой и самой известной о ней книгой – «Островом Сахалином» А.П. Чехова. В последней четверти XIX столетия о Курильских островах не было написано ни одной книгой, которая смогла бы конкурировать с чеховскими путевыми записками по количеству самой разнообразной информации – от общих сведений до частных деталей, в числе которых и судьбы отдельных людей, живущих на Дальнем Востоке.
26.2. Курильские острова в дневниках православных священников начала ХХ века
Курильские острова привлекали к себе внимание не только прославленных отечественных путешественников, но и представителей русской православной церкви. Наиболее остро этот интерес обозначился в конце XIX – начале ХХ века. К тому времени в Российской империи уже существовало большое количество миссионерских отделов как внутренних (рассчитанных на духовное просвещение народов Сибири и Дальнего Востока), так и внешних (распространявших свою деятельность за рубежом, например в Китае, Корее или Японии). В традиционную программу жизни миссионеров входило детальное изучение культуры и этнографии того народа, в среде которого осуществлялось духовное просвещение. Именно поэтому православные миссионеры внесли свой вклад в различные исследования Курильских островов в литературе (чаще всего, в дневниковой прозе или в мемуарных записях).
Одной из таких широко известных работ считаются «Дневники» (1870–1905) святителя Николая Японского (1836–1912; Д.И. Касаткин). В дневниковом повествовании святителя, в отличие от книг русских путешественников и мореплавателей, делается акцент, прежде всего, на уровне духовной и материальной культуры православной паствы, проживающей на Курильских островах в начале ХХ века. Появление в тексте «Дневников» топонимов, связанных с Курильскими островами, достаточно остро обозначается во второй половине 1903 года, накануне ключевых событий русско-японской войны. В основном, каждое упоминание дальневосточных островов возникает в контексте описания японского священника Романа Фукуи (1858–1938; Фукуй Хисаси), религиозная деятельность которого распространялась на православных курильчан: «Отец Роман Фукуи пишет, что не мог отправиться на военном судне для посещения христиан-курильцев (с Сикотана10) – судно замешка¬лось, он не мог бы поспеть сюда на Собор. Пишет еще, что начальни¬ком Сикотана назначен чиновник, у которого жена наша христианка и двое детей крещены; это для христиан Сикотана очень хорошо» (10 (23) июня 1903, вторник)11.
Каждое из упоминаний о духовном подвижничестве отца Романа Фукуи предстает в виде лаконичных историй, магистральной мыслью которых становится необходимость дальнейшего просвещения жителей Курильских островов, укоренение курилов в христианской вере в противовес буддизму и синтоизму. «Вечером, – пишет святитель Николай Японский, – прибыл из священников первый на Собор отец Роман Фукуи из Немуро и привез в Женскую школу с Сикотана двух кури¬лок – Иулиту, восемнадцати лет, уже жену одного христианина, внука Якова Сторожева, тамошнего старшины, и девочку тринадцати лет, шуструю и умную на взгляд. Обе грамотны по-японски. Муж Иулиты тоже хочет сюда, в катехизаторскую школу, но его не отпус¬тили; быть может, в будущем году отпустят. Нынче это первый раз, что с Сикотана начальство отпустило сюда в Школу; до сих пор почему-то не соглашались, хотя мы каждый год просили. Сикотанцев хорошо подучить вере и церковным порядкам, чтобы они не нужда¬лись в катехизаторе из японцев, которые так неохотно идут к ним» (24 июня (7 июля) 1903, вторник)12. Или в другом фрагменте «Дневников» обнаруживается следующая запись об одном японском священнике Максиме Обате (Обата Кисабуро), упоминания о котором в наследии святителя Николая Японского встречается не менее десяти раз: «Отец Роман Фукуи пишет, что Максим Обата, катехизатор Сикотана, захворал и лежит больной в Немуро, а между тем на Сикотан опять присланы три бонзы смущать наших курильцев-христиан; да еще собираются монастырь там строить. Если Обата откажется служить на Сикотане, то христианам там, действительно, грозит немалое горе: больше едва ли кто из катехизаторов согласится отправиться в такую глушь» (1 (14) сентября 1903, понедельник)13.
В дневниковом повествовании святителя Николая Японского практически отсутствуют описания пейзажей, непременно открывающихся перед глазами путешественников (следует заметить, что факт собственной поездки на Курильские острова русским священником в силу неизвестных обстоятельств не описывается). Бытовая культура жителей Курильских островов также не рассматривается автором «Дневников». Однако важным становятся подробные рассказы о том, что, с одной стороны, связано с собственно миссионерской деятельностью (исполнением православных таинств, утверждением православных людей в вере), с другой – с материальным состоянием, как самой православной церкви в Японии, так и ее прихожан.
Период просвещения святителем Николаем Японским жителей Курильских островов в православной вере частично описан в книге Д.М.Позднеева (1865–1937) «Архиепископ Николай Японский» (1912). Одновременно с этим ученый уточняет, что японские православные священники оставили большое количество писем о бедственном положении церкви на Курильских островах и прежде всего на Шикотане. «Из северных церквей, – пишет Д.М.Позднеев, – особенною любовью архиепископа Николая пользовались, и нам русским особенно интересною представляется маленькая община православных на острове Сикотан»14. В книге ученого, близко знавшего святителя Николая Японского, приводится почти анекдотический случай, когда несколько курильских айнов были привезены на Хонсю для знакомства с буддизмом. Д.М. Позднеев замечает, что «молодые люди, прибыв в Токио, заявили здесь православным христианам, что отказаться от даровой поездки по Японии им не хотелось, но что никто из сикотанских айну никогда не отступит от православия»15.
Интересные наблюдения от посещения Курильских островов изложены архимандритом Сергием (1867–1944, И.Н. Страгородский), изъявившим в 1890 году желание служить православной духовной миссии в Японии. Вторично архимандрит Сергий попал в Японию в конце 1890-х годов. Его книга «По Японии (записки миссионера)» представляет собой сборник путевых записок, созданных во время непродолжительной миссионерской деятельности на Дальнем Востоке. Архимандрит Сергий посетил Курильские острова, сопровождая в миссионерской поездке настоятеля Японской православной церкви – святителя Николая Японского. Его документальный портрет воссоздается на страницах книги «По Японии (записки миссионера)».
Первое издание книги архимандрита Сергия состоялось в г. Арзамасе в 1897 году под общим названием «На Дальнем Востоке. Письма Японского16 миссионера». В 1899 году она была вторично опубликована в «Богословском вестнике», на титульном листе которого значилось следующее – «По Японии (письма миссионерского путешественника17)». Книга «По Японии (записки миссионера)» состоит из датированных рассказов (с 5 августа по 12 октября 1898 года) о путешествии архимандрита Сергия по Японии конца XIX столетия. Маршрут движения автора миссионерских записок включает в себя различные населенные пункты и иные территории, название которых фиксируется в оглавлениях частей книги: «Остров Езо», «Хакодате», «От Хакодате до Саппоро», «Вакканай», «Отару», «Обратно в Хакодате» и др. Но в общем содержании записок архимандрита Сергия прочитываются и совсем небольшие части, содержательно связанные с географией современной России – «У православных Курильцев», «Итуруп» и др.
В поле внимания архимандрита Сергия одновременно оказываются и собственно природные реалии тихоокеанских островов, и люди, живущие на них. Но если на жителей Курильских островов автор смотрит глазами священника (фиксируя духовные трагедии каждого из людей, с которыми ему приходиться встречаться), то природное богатство оценивается мерками среднестатистического россиянина, одновременно ищущего сходство и различие новых мест с его родным краем. По убеждению архимандрита Сергия, «большой и богатый остров» Хоккайдо многим напоминает Сибирь. Совпадения обозначены не только в природных условиях – общей «невозделанности», суровости климата, обилия «девственных лесов», но и в изобретениях цивилизации. «…к довершению сходства с Сибирью, – пишет автор книги «По Японии (записки миссионера)», – здесь находятся главные японские тюрьмы, сюда с давних пор идет избыток населения старой Японии»18.
При изображении Курильских островов архимандрит Сергий обращает внимание на то, что, несмотря на природную оторванность островов от «большой» земли, местное население имеет возможность совершения тех или иных православных таинств. Принятие жителями Курильских островов православного вероисповедания состоялось несколько ранее того времени, чем началась проповедь христианства Русской православной миссией в Японии. Основы христианского вероисповедания в Сибири и на Дальнем Востоке были заложены еще святителем Иннокентием (1797–1879; И.Е.Попов-Вениаминов)19 и об этом пишет сам архимандрит Сергий, предваряя определение уровня духовной культуры современных ему жителей Курильских островов. На момент посещения архимандритом Сергием Курильских островов все проживающие на них верующие люди находились в ведении отца Игнатия. Итогом общей оценки возможного духовного роста и совершенствования жителей Курильских островов становится следующая рекомендация автора путевых записок «По Японии»: «…кое-где по поселкам живут христиане, по одному и по двое, их необходимо по возможности посещать»20.
Кроме вопросов вероисповедания, архимандрит Сергий касается и изображения жизни местного населения, внутренних отношений между людьми. Немаловажным для архимандрита Сергия становится описание природных условий тихоокеанских островов. «Часа через 4 ходу на горизонте, – пишет архимандрит Сергий, – ясно стала означаться остроконечная вершина, это и есть Сикотан… Берега очень круты, обрывисты, на горах трава, мелкие деревья. Снаружи не особенно приветливо, но вот откроется долинка, зеленая, веселая под лучами солнца, так и думается, что всегда и тепло, и уютно за серыми горами. Совсем нельзя подумать, что ясный денек здесь редкость, что здесь постоянно почти туманы, зимой стужа, летом сырость»21.
Не остается без внимания архимандрита Сергия и другой остров Курильской гряды – Итуруп. «Вид с моря на город и окрестности живописен. Особенно величественна гора на мысе, громадная, массивная, по временам под ветром обнажавшая свои две конические красные вершины»22 – таким описанием открывается посещение автором записок Итурупа. При изображении этого острова архимандрит Сергий останавливает взгляд практически на всех формах жизнедеятельности людей: рыбный промысел, торговля, постройки домов и многое др. На Итурупе архимандрита Сергия впечатляет посещение фабрики консервированной рыбы, принадлежащей знаменитому своим богатством дому Мицуи. Не меньшим образом удивляется русский священник и строгой курильской погоде.
Лаконичные упоминания, вероятно, именно о коренных жителях Курильских островов обнаруживаются и в путевых заметках епископа Сергия (1863 или по другим сведениям 1871-1945; С.А.Тихомиров) «На Южном Сахалине» (1914). В свой первый приезд на Сахалин в 1909 году на станции деревни Третья Падь епископ был окружен детьми, которые «приехали <…> с родителями с о-ва Сикотан (из группы Курильских)» 23. Косвенное подтверждение того, что встреченные епископом дети были айнами можно найти в том, что они имели весьма скудный запас русских слов. Само же слово «айны» в этом фрагменте не используется, но встречается несколько позже, когда епископ рассказывает о посещении в городе Маука русского кладбища и расположенного рядом с ним места захоронений айнов24.
О сахалинских айнах епископ Сергий упоминает и в свой третий приезд на Южный Сахалин в 1911 году, когда посещает в городе Маука школу, организованную дзэн-буддистским священником: «Мы в свое время и русских-то детей не обучили русской грамоте… Где уж нам было браться за айну!... И оставались они «нетронутыми» со своей безграмотностью, со своими суевериями… А вот бонзы уже обучают деток айну японской грамоте… И скоро-скоро все айну заговорят по-японски… А раз учатся при кумирнях, да еще – у бонзы, безусловно, и замолятся по-японски, по-буддийски. Горький вывод… Но безошибочный!»25. Одновременно с этим епископ Сергий допускает некоторые лаконичные вставки и об орочонах, живущих на Сахалине.
Таким образом, наследие православных миссионеров начала ХХ века (святителя Николая Японского, архимандрита Сергия и епископа Сергия) дает возможность современным читателям представить не только внешнюю красоту и богатство природы Курильских островов, но и духовный облик их коренных жителей. Одновременно с этим в имперский период развития русской литературы уже был сформирован художественный и художественно-публицистический образ коренного народа, проживающего на Курильских островах. При этом единой терминологии в названии этого этноса авторы разных книг не придерживались («мохнатые курильцы», курильцы, курилы, айну, айно, айны и более частные, например, – сикотанцы и др.). Начиная со второй половины XIX века, в литературе обязательно отмечалась принадлежность жителей Курильских островов к православному вероисповеданию. Одновременно с этим утвердилась устойчивая ассоциация Курильских островов именно с айнами.
26.3. Образ Курильских островов в русской литературе 1917–1991 годов
Образ Курильских островов нередко использовался советскими писателями, как в публицистической, так и в художественной литературе. Одно из таких упоминаний о Дальнем Востоке в советской литературе 1920-х годов содержится в фантастическом романе «Гиперболоид инженера Гарина» (1927) А.Н. Толстого (1882–1945). Главный герой этой книги ученый-иммигрант Петр Гарин изобретает новый вид оружия и с его помощью захватывает богатый золотом необитаемый остров в Тихом океане. В контексте масштабных поисков героя А.Н. Толстого прописана следующая ситуация: «Телеграф принес еще одно ошеломляющее известие: таинственный дирижабль, новейшего типа, пролетел над Гавайскими островами, опустился в порте Гило, взял бензин и воду, проплыл над Курильскими островами, снизился над Сахалином, в порте Александровском взял бензин и воду, после чего исчез в северо-западном направлении»26. Имея неограниченный доступ к запасам золота Гарин, скупает промышленность США и становится диктатором. Образ Курильских островов в книге А.Н. Толстого становится небольшой, но, тем не менее, интересной, для общего содержания романа художественной деталью.
Одна из главных причин по-прежнему высокого обращения русских писателей к Курильским островам в первой половине ХХ столетия состояла в том, что Дальний Восток России стал ареной русско-японской войны. Исторические события 1904–05 годов были притягательными для художественного освоения русскими писателями на протяжении всего ХХ века. Наиболее полно период русско-японских военных лет описан в книгах А.С. Новикова-Прибоя (1877–1944).
Во время русско-японской войны А.С. Новиков-Прибой при разгроме 2-ой Тихоокеанской эскадры недалеко от острова Цусима попал в плен. В течение восьми месяцев плена он фиксировал в тетради личные впечатления и услышанные рассказы матросов с других кораблей. В дальнейшем все эти записи легли в основу нескольких романом писателя, в частности, в книгу «Цусима» (1932–35). Эпический роман «Цусима» написан как военно-историческая хроника, материалы которой собирались, по словам автора, около 30 лет. Последняя редакция книги была сделана А.С. Новиковым-Прибоем в 1940 году, незадолго до получения Государственной премии. Основу книги составили не только собственные воспоминания автора о Цусимском сражении (в мае 1905 года), но и архивные источники, исторические документы и свидетельства очевидцев. Систематизированная в художественной форме история о Цусимских событиях изложена в двух частях о походе и гибели русской эскадры в годы русско-японской войны: первая – «Поход» и вторая – «Бой». Роман «Цусима» вскоре после публикации попал в разряд наиболее востребованной читателями литературы. Яркие сцены героического сражения русских моряков, описанные доступным языком, простота повествования и неожиданные повороты в сюжетном развитии произведения способствовали популярности книги.
Одна из наиболее значимых частей в романе – это фрагмент, в котором изображаются события июня 1905 года, когда один небольшой русский корабль, отбившийся от своей эскадры, устремился из пограничных вод в сторону острова Уруп, а затем – к берегам Сахалина. В описании островов Курильской гряды автор стремится к необходимой точности, вводя в повествование указания на рыбное богатство дальневосточного края, на сохранившиеся летом в ложбинах остатки снега, на горные уступы и скалистые почвы. Охотское море описывается как грозная стихия с «мглистыми далями», в которых экипаж небольшого бота подстерегают различные опасности – от бороздящего холодные воды кита и непредсказуемых течений до японских рыбаков, готовых в любой момент пленить русских моряков. Примечательны и упоминаемые в романе «Цусима» топонимы. Наименования некоторых островов Курильской гряды (Уруп, Итуруп, Кунашир), пролив Фриза, Кунаширский пролив, Анива, Корсаковский пост – все это названия конкретных географических мест на картах периода русско-японской войны. Природно-климатические и историко-топонимические факты Сахалина и Курильских островов свидетельствуют о стремлении А.С. Новикова-Прибоя к реалистическому изображению разных событий.
Есть в романе и рассуждения героев о сахалинской каторге, вызванные следующим происшествием. На Урупе командир корабля арестовывает боцмана Гоцку за непослушание во время укрепления судна и помещает строптивого героя в землянку, похожую на карцер. Это действует угнетающе на экипаж небольшого судна. В действиях командира видится сознательное желание устроить «тюрьму» и в этой связи вспоминается каторжный Сахалин. Матросы убеждены, что жизнь на корабле уже является своеобразной тюрьмой, обрекающей их на отсутствие свободы передвижений. Героям книги А.С. Новикова-Прибоя кажется неразумным делать каторгу в том месте, которое географически еще дальше, чем Сахалин, находится от «большой» земли. Благодаря роману «Цусима» в русской литературе сложилось представление о Курильских островах как о «диких местах», поражавших обилием рыбы и иными природными богатствами. В географический и климатический портреты островов включены скалистые возвышенности, безудержные морские силы, густые туманы, непрекращающиеся дожди и мучительные для людей ветра. Одновременно с этим Курильские острова ассоциируются еще и с различными политическими событиями на Дальнем Востоке начала ХХ века.
Новый этап в развитии темы Курильских островов в советской литературе обусловлен итогами Второй мировой войны. Послевоенные Курильские острова представлены в романе А.Б. Чаковского (1913–1994) «У нас уже утро» (1949). В этой книге писателя чувствуется идеологическая мотивировка многих детали из жизни главных героев. Вот, например, какие строки адресует в письме Астахов свой молодой подруге: «Если бы вы знали, Ольга, что мы здесь застали! Полуразрушенные рыбозаводы и пирсы, брошенный на произвол судьбы и приведённый японцами в негодность рыболовецкий флот… Хвалёная японская «культура» с её бумажными ширмами и грязными циновками, которые мы, советские люди, с отвращением выбрасываем вон… Временами мне кажется, что над Курилами до сих пор висит горький чад всяческих трав и кореньев – этот верный спутник нищеты и убожества.
Недавно я совершил интересное путешествие вдоль всей гряды Курильских островов. Оказалось, что их очень много. Поэтому японцы и назвали их Цисима, что значит тысяча, множество.
На свой остров я вернулся с совершенно новым представлением о Курилах. Честное слово, Ольга, это вовсе не дикие, заброшенные среди океана пустынные острова: это замечательный, богатейший край. Я горжусь тем, что работаю на Курилах. Поверьте, что это не пустая фраза…»27. Однако наряду с восторженными идейными соображениями героев, из книги «У нас уже утро» можно почерпнуть и необходимые сведения о послевоенном быте русских людей на островах. В книгах, подобных произведению А.Б. Чаковского, главный акцент делается на людях, покоряющих своей энергией и высокими целями природу Дальнего Востока.
Исторический события Второй мировой войны на Дальнем Востоке отражены в повести хабаровского писателя и журналиста А.М. Грачева (1912–1973) «Падение Тисима-ретто» (1956). В 1945 году писатель участвовал в высадке десанта на Курильские острова. Это событие легло в основу его книги «Падение Тисима-ретто» (дословно «Тисима-ретто» – «Архипелаг тысячи островов»). Известно, что до публикации повесть имела пятнадцать вариантов названия, один из них – «На острове Минами». Со слов дочери писателя, А.М. Грачев во время десанта вел «Курильский дневник». Однако в настоящее время дневник считается утерянным, к тому же ни одна из его частей ранее не публиковалась.
Волна нового интереса к Курильским островам в советской литературе приходится на 1970-е годы. Примечательно, что в 1973 году Сахалинскую область посетила творческая Союза писателей СССР, в составе которой находилась Ю.В. Друнина (1924–1991). Стихи поэтессы о Сахалине и Курильских островах публиковались в газете «Красный маяк» (1978), в журнале «Юность» (1978), а позже вошли в состав авторских сборников. Курильским островам посвящены и отдельные стихотворения Р.Ф. Казаковой (1932–2008), Р.И. Рождественского (1932–1994), Г.Я. Горбовского (род. 1931) и др. поэтов.
Кроме того, в 1970-е годы в Москве трижды издавалась повесть З.Е. Журавлевой (1951–2011) «Островитяне» (1974; повторные издания повести – 1981, 1986). Эта книга отличается мелодраматическим характером с реалистическим описанием природного колорита Курильских островов. Примечательно, что именно на страницах этой повести впервые в русской литературе ХХ века заявлен эпизодический образ одного из представителей корейской диаспоры в России, корейца Кима, ранее других жителей острова почувствовавшего приблежение цунами. Несколькими годами позже русская литература пополнится самой известной книгой о сахалинских корейцах «Голубым островом» (1976) А.А. Кима (род. 1939), в прозе которого несколько историй тоже посвящено Курильским островам. Так, в рассказе «Месть» (1976) главный герой, преследуя убийцу своей малолетней сестры, приезжает из Кореи на Курильские острова. А в центре рассказа А.А.Кима «Цунами» (1978), как и в повести З.Е. Журавлевой, помещено трагическое событие, вызванное природной стихией на островах Парамушир, Шумшу и юге Камчатки в ноябре 1952 года.
В 1970-е годы появляется еще одна книга о Дальнем Востоке – роман О.С. Щербановского (1918–1988) «Ловцы трепангов» (1974). Сюжетная линия произведения развивается в семье капитана Курлыкина, не мыслящего себя без морских просторов Тихого океана. «Я веду сквозь шторм. И если будет ясно, скоро мы увидим остроконечные сопки. Они появятся из океанских вод розово-голубыми конусами со снежными вершинами. Их скалистые берега будто впаяны в морскую синь белой кромки прибоя»28, – таким описанием Курильских островов открываются первые страницы романа писателя. Широкую известность приобретают и книги А.И.Пушкаря о Дальнем Востоке «Острова Курильские» (1960), «На дальних берегах» (1975), «Здесь начинается Россия» (1977), «Остров сокровищ» (1987) и др.
Особое место в литературе 1970-х годов занимает поэма А.А. Вознесенского (1933–2010) «Авось» (1974). В ней рассказывается о визите в 1806 году в Калифорнию графа Н.П. Резанова. Два героя этого произведения А.Вознесенского имеют безусловное отношение к Сахалину и Курильским островам: это лейтенант Н.А. Хвостов – командир брига «Юнона» и мичман Г.И. Давыдов – командир тендера «Авось».
В 1980-е годы единичные упоминания о Курильских островах обнаруживаются в книгах В.С. Пикуля (1928-1990). Рассказывая в романе «Каторга» (1987) о «русском великом треке», писатель отмечает, что «за исторически краткий срок русские прошли всю Сибирь, освоили Колыму, Курилы и Камчатку, перемахнули океан под парусом и на веслах, стали соседями краснокожих на Аляске, граничили с испанскими владениями в Калифорнии...»29. При этом В.С. Пикуль патетически пишет, что Курильские острова, наряду с Аляской, Камчаткой и Калифорнией, были освоены русскими первооткрывателями раньше, чем Сахалин. Курильские острова упоминаются и в произведениях многих авторов ХХ века. Один из таких писателей А.Б. Баюканский (род. 1925), посвятивший Сахалину и Курильским островам исторический роман «Падение Кито-Карафуто» (1966), а также ряд других произведений, в которых в разных форматах (от эпизодических до развернутых) упоминается Дальний Восток. В.С.Андрееву (1938–2009) принадлежат две автобиографические книги: «Курильский дневник» (1981) и «На самых дальних…» (1987), а также несколько рассказов («Прошлой осенью», «Притча о добром вулкане» и др.), сюжеты которых связаны с Курильскими островами. События 1980-90 годов выносятся в основу романа Александра Кузнецова-Туляниня «Язычник» (2006), основное действие которого разворачивается на Курильских островах.
Отдельную часть советской литературы о Курильских островах составляют книги, адресованные детям. Так, например, в число таких произведений входит ориентированная на читателей младшего школьного возраста повесть Т.В. Лихоталь (род. 1923) «Одно лето на краю» (1987). В центре истории писательницы – жизнь мальчика Жеки, живущего на пограничной заставе одного из Курильских островов. Детскому читателю адресована и историческая повесть о Г.И. Невельском М. Миронова «На восточной границе» (1953).
Немаловажный вклад в освещение темы Курильских островов в русской национальной литературе принадлежит региональным авторам – поэтам и писателям Сахалинской области. Например, М.П.Финнов (1937–1989) Курильским островам посвятил поэтический сборник «Охотоморье» (1979) и историческую повесть «Российского владения земля» (1989), в которой рассказывается о мужественных первопроходцах второй половины XVIII века. О Курильских островах написаны стихи А.К. Мандриком (1919–1995), А.А. Дёшиным (1926–2010), Е.Д. Лебковым (1928–2005), И.Е. Белоусовым (1933–2001), Ю.И. Николаевым (1935-1981), Н.А. Тарасовым (род. 1947), В.В. Горбуновым (род. 1964) и многими др. Курильские острова эпизодически описываются А.С. Тоболяком (1936–2001) в романе «Невозможно остановиться» (1994).
В последующие этапы развития русской национальной литературы (с 1991 года и до настоящего времени) образ Курильских островов возникает в художественном творчестве в связи с новыми историческими событиями. Как правило, в книгах этого времени подчеркивается пограничный статус Курильских островов и вместе с этим продолжает создаваться обобщенный портрет природных достопримечательностей региона (см., например, «Курильские повести» (1981) и стихотворения разных лет Г.М. Прашкевича (род. 1941), рассказ «Южно-Курильские острова» из книги А.Т. Гладилина (род. 1935) «Беспокойник» (1992) и др.).
В произведениях писателей середины ХХ века, как и в творчестве авторов имперского периода, неизменными остаются литературно-этнографические описания: с одной стороны, коренных народов региона – айнов, с другой – немногочисленных корейских переселенцев, по разным причинам оказавшимся на Курильских островах. Однако эта проблематика в художественной и публицистической литературе, основанной на событиях современности, почти исчезает в произведениях авторов в конце ХХ – начале ХХI столетия. В русской литература 1917–91 годов были найдены иные формы создания художественной образности Курильских островов: акцент с описания коренного народа был перемещен на собственно природные реалии региона и образы советских людей, активно осваивающих дальневосточные рубежи страны. При этом тема Курильских островов в русской литературе, посвященной Дальнему Востоку, с XIX века и вплоть до конца ХХ столетия становится магистральным звеном художественного и публицистического повествований.
26.4. Тема Курильских островов в японской литературе ХХ-ХХI века
Эпизодический образ Курильских островов в японской литературе возникает еще в военной эпопее «Повесть о доме Тайра» (XIII век) – в одном из наиболее значительных по драматической насыщенности произведений японской средневековой прозы. В книге, связанной с историей противостояния враждующих кланов – Тайра и Минамото, один из героев по имени Мунэмори произносит следующую фразу: «Пусть сошлют нас куда угодно, хоть в Эдзо, хоть на Тисиму, лишь бы сохранили жизнь!»30. В реплике этого литературного персонажа под Эдзо понимается остров Хоккайдо, а под Тисимой (дословно – тысяча островов) – Курильские острова. И Хоккайдо, и Курильские острова в то время мыслились как неосвоенный дальний край, населенный дикими народами (и, прежде всего, племенами айнов).
Как лаконичные, так и развернутые упоминания о Курильских островах обнаруживаются на всем протяжении истории японской литературы. Так, в частности, в «Дневнике Нагасаки» (1854), автором которого является непрофессиональный писатель, а управляющий финансами в Японии Кавадзи Тосиакира (1801–1868), помещена танка, посвященная Курильским островам. Это пятистишие было написано неслучайно, но обусловлено обстоятельствами создания дневниковых записей (не только «Дневника Нагасаки», но и «Дневника Симоды» (1854)). В центре двух произведений Кавадзи Тосиакира история установления Е.В. Путятиным дипломатических отношений России с Японией. Интересно то, что образ Кавадзи Тосиакира, равно как и других японских чиновников середины XIX века, можно найти в цикле путевых очерков «Фрегат «Паллада» (1855–57) И.А.Гончарова (1812–1891) – участника экспедиции Е.В. Путятина.
Однако наиболее часто образы Курильских островов возникают в японской литературе именно в ХХ века. Например, описания Курильских островов можно найти в художественном наследии писателя Такэды Тайдзюна (1912–1976), который завоевал симпатию читателей как автор исторических романов и новелл. Отличительная особенность письма Такэды Тайдзюна состоит в умении совмещать традиционные принципы реализма с новаторствами модернизма. Это отчетливо выражено и в новелле «Светящийся мох» (1954). Сюжетное построение новеллы включает в себя эпическое повествование и драматическую мистерию (театр. постановка 1957). В этом произведении поднимаются вопросы нравственных ценностей человека в экстремальных условиях. Основа одной из сюжетных линий новеллы посвящена реальной истории о каннибализме, произошедшем в 1943 году на северо-востоке Хоккайдо.
В заглавии новеллы «Светящийся мох» положено обиходное название одного из видов мохообразных, произрастающих на Хоккайдо и Курильских островах – светящегося фосфорицирующего мха. События новеллы Такэды Тайдзюна развиваются в небольшом приграничном городке Раусу, с берегов которого видно очертание острова Кунашир: «От станции Сибэцу до порта Раусу ходит автобус. Справа от дороги остается пролив Нэмуро. Когда едешь в автобусе, перед глазами все время маячит узкая полоска острова Кунасири из гряды Курильских островов»31. Близость российской территории (именуемой писателем в новелле «заграницей») ассоциируется одновременно и чем-то запретным, и чем-то весьма заурядным. Всякий приезжий человек и постоянные городские обыватели Раусу смотрят на виднеющиеся вдалеке Курильские острова: «Когда поезд, который здесь еле тащится и подолгу стоит на станциях, подходит к Сибэцу, можно увидеть весь остров. Но не успеет кто-нибудь крикнуть: «Смотрите, Курильские острова!» или «Мы прибыли на границу!», нужный вам автобус уже отходит»32. «Заграница», которая находится от Раусу всего в «семи милях», в представлении жителей портового местечка «небольшой остров, на котором издали можно разглядеть склоны, покрытые зеленой растительностью, и синие складки гор <…> и пустынный морской берег, без солдат, без пушек, без проволочных заграждений – в общем ничего заслуживающего внимания»33.
В отдельных частях «Светящегося мха» есть упоминания о древних племенах айнов, об их быте и традициях. В «Светящемся мхе» представлена интересная сюжетная линия – это рассказ о некоем господине М., специалисте по изучению айнов. Эпизодическое упоминание об айнах есть и в другой части новеллы: староста волостного управления коллекционирует каменную и глиняную посуду, найденную в развалинах айнской крепости.
Образ светящегося мха, который лег в основу названия новеллы Такэды Тайдзюна, ассоциируется с тем зыбким и далеким душевным светом, который известен не всем жителям Раусу. Лексема «свет» становится ведущей во всем повествовании: это и собственно электрический свет, которого так не хватает в городе, это и морские огни японских суден во время ловли каракатицы, это и ответное освещение «заграницы». Главный герой новеллы, разыскивающий таинственный светящий мох, приходит к мысли, что «пограничная» Раусу, будучи местом, в котором царит запустение, рождает чувство совершенной свободы. Именно внутренняя свобода позволяет заезжему гостю любоваться красотой северной природы и удивляться той силе природного естества, которая ломает цивилизованного человека, заставляя его, подобно айнам, мириться с господством физического начала над духовным.
В основе романа «Сны о России» (1968) Иноуэ Ясуси (1907–1991) лежат реальные события XVIII века, когда потерпевшие кораблекрушение японцы после многомесячных блужданий по морским просторам попали вначале на остров Амчитка, входящий в архипелаг Алеутских островов, а позже, преодолев долгий путь через Сибирь, – в Петербург. Удостоившийся аудиенции у Екатерины II главный герой Кодаю со своими немногочисленными товарищами получает возможность вернуться в Японию. В книге рассказывается о растянувшихся почти на десять лет приключениях главного героя и его спутников. Восьмая глава исторического романа Иноуэ Ясуси открывается описанием того, как ««Екатерина» с японцами на борту обогнула Курилы, прошла через пролив между островами Итуруп и Кунашир и двадцать шестого сентября бросила якорь в семи верстах от северного побережья Хоккайдо»34. Это лаконичное упоминания об островах Курильской гряды дополняется и более ранними по сюжету книги рассказами об айнах, очень похожих, по мнению Кодаю, на коренных жителей Камчатки.
Тема Курильских островов заявлена и в историко-публицистической книге Сибы Рётаро (1923–1996) «О России. Изначальный образ Севера» (1986). В научно-популярной форме писатель рассказывает о первых экспедициях на Курильские острова русских путешественников и мореплавателей. Курильские острова Сиба Рётаро называет «кладезью бобрового меха»35, отмечает присущие Дальнему Востоку «холода» и «туманы»36. «Изначальный облик России» в противовес европейским авторам японский писатель ощущает «через Сибирь»37 и те многочисленные процессы, которые осуществлялись на стыке русской и азиатско-тихоокеанской истории. Художественно воссозданный образ Курильских островов обнаруживается в историческом романе Сибы Рётаро «Море цветов сурепки» (1987), в центре которого – судьба Такадая Кахэя, открывшего для Японии пути рыбного промысла в акваториях Охотского моря. В числе прочего, в этой книге писателя рассказывается о пленении японцами Василия Головнина и его спутников на Кунашире.
В совершенно другом временном контексте тема Курильских островов возникает в романе Симады Масахико (род. 1961), который в 1992 году побывал в туристической поездке по Сахалину и Курильским островам. Впечатления о России Симада Масахико описал в одной из частей своей трилогии «Канон, звучащий вечно» – «Любовь на Итурупе» (2003). В самом начале книги в единое смысловое пространство писателем оказываются вовлеченными явления разного уровня, с одной стороны, это путешествие на Сахалин А.П. Чехова, с другой – остров Итуруп. Главным героем романа становится правнук знаменитой Чио-Чио-сан – оперный певец Нода Каору, решивший «начать вторую жизнь на Итурупе»38. Свое пребывание на острове, «где свирепствуют холодные ветры»39, Нода Каору сравнивает с добровольной ссылкой, в которой ему придется познать глубинные тайны настоящей любви. Путешествие на Итуруп для главного героя начинается из японского города Вакканай в российский порт Корсаков Сахалинской области. Нода Каору, будучи подвергнутым беспристрастному осмотру со стороны сахалинской таможни, сравнивает себя с А.П. Чеховым: «Говорят, когда Чехов жил на Сахалине, острове ссыльных, у него тоже постоянно выпытывали, зачем он сюда приехал»40.
Сам Нода Каору едва ли знает истинную причину, побудившую его отправиться в столь необычное путешествие. Каждый из вариантов, который герой предлагает самому себе или интересующимся этим фактом собеседникам, порождает новые вопросы, чем дает исчерпывающие ответы. Люди отказываются верить, что на Итурупе можно отдыхать или любоваться островом, но охотно соглашаются с тем, что Нода Каору, не имея специального образования, может на профессиональном уровне заниматься изучением курильской фауны. Приезд Ноды Каору на Итуруп – это попытка проверить физическим расстоянием метафизическую силу любви главного героя и его таинственной возлюбленной Фудзико. Бесконечное одиночество Ноды Каору, тщетность его душевных поисков соотнесены с магистральным мотивом всей книги – проклятием Итурупа. Проклятие, якобы наложенное на остров, отражается и на судьбах всех героев книги – бывшей студентки отделения японского языка Хабаровского университета Нине, ее странной матери Марии, брате Косте и, конечно же, самого Ноды Каору: «Итуруп проколот. Проклят?! Та же история, что рассказал Чехову врач тюремной больницы? Я спросил ее, почему она так считает, и Нина ответила:
– Я знаю, потому что сама родилась на Итурупе. Я жила там восемнадцать лет…»41.
Мотив проклятия совмещается и с суровой, карающей человека курильской природой. Однако в однообразно негативных описаниях природной стихии Дальнего Востока у Симады Масахико встречаются и лирические пейзажи с позитивной направленностью: «Обычно над Охотским морем нависали тяжелые тучи, но сегодня – случай редкий – в нем отражались звезды и луна. Правда, смотрелись они как на экране телевизора с плохой антенной. Хотя небо было ясным, ветер не утихал ни на секунду, и звезды с луной все время покачивало»42.
Примечательно, что художественная интерпретация проклятия Итурупа у Симады Масахико отчасти подкрепляется собственными впечатлениями от жизни на острове. В 1992 году писатель посетил Итуруп и ровно через 11 лет после этого завершил трилогию «Канон, звучащий вечно» (общий замысел всей книги возник у автора в 1997 году, а первая часть вышла в свет только в 2000 году). Поэтому изображаемый в «Любви на Итурупе» остров с его природным колоритом и сильным характером самих курильчан, вероятно, подкрепляется личным впечатлением писателя об Итурупе. В интервью газете «Московский комсомолец» Симада Масахико так говорит об Итурупе: «Самый далекий от Москвы остров, где живут семьи военных и рыбаков, медведи и горбуша, не очень-то изменился с тех пор, как Чехов побывал на Сахалине. Я жил на квартире у местных жителей, до сих пор благодарен им…»43.
Эпизодические упоминания о Курильских островах есть и в другом романе Симады Масахико «Плывущая женщина, тонущий мужчина» (1996). В безудержных фантазиях главных героев этой книги нередко возникают образы русских земель и городов (Сибирь, Дальний Восток, острова Курильской гряды, Владивосток, Южно-Сахалинск). Например, один из персонажей книги задумывает трехнедельное путешествие по восточным водам Евразийского континента с маршрутом, в котором нужно «взять курс на Владивосток. Далее, обойдя Отару, обогнуть Сахалин, Итуруп, Кунашир, зайти в Нэмуро и возвратиться в порт Токио»44.
Образ Курильских островов в историко-публицистической или историко-художественной литературе вовлекается японскими писателями (Сибой Рётаро, Иноуэ Ясуси и др.) чаще всего в контексте разных эпохальных событий, происходивших на Дальнем Востоке (освоение Курильских островов русскими и японскими мореплавателями, эпизоды Русско-японской или Второй мировой войн). Курильские острова в японской художественной литературе ХХ века – это заповедное и удаленное от большого мира место, природные реалии которого воспринимаются как уникальные и отчасти таинственные, поэтому и созвучные мистическим поискам жизненные перипетии главных героев в книгах Такэды Тайдзюна и Симады Масахико разворачиваются на Курильских островах (или недалеко от них).
26.5. Курильские острова в западноевропейской и американской литературе
Как известно, мореплаватели и путешественники из Западной Европы начали активно осваивать Тихий океан еще в XVII–XVIII веках. Большая часть работ (самого разного характера – карт, бортовых хроник, отчетов, писем и др.) не имела широкой читательской аудитории и была ориентирована исключительно на узкий круг специалистов, интересовавшихся морской проблематикой.
Одной из первых, наиболее полных зарубежных книг с упоминанием о Курильских островах считается бортовой журнал старшего штурмана «Кастрикума» Корнелиса Янсона Куна – члена голландской экспедиции, возглавляемой Маартеном Герритсеном Фрисом в 1643 году. «Дальневосточная» часть журнала Куна охватывает около полутора месяцев с ежедневными записями от 13 июня до 31 июля 1643 года с обязательными погодными наблюдениями.
Хроники о Курильских островах можно найти и в книге французского мореплавателя «Путешествие вокруг света Лаперуза» (1797) Жана Франсуа де Гало де Лаперуза (1741–1788), а также в работе участника английской экспедиции «Путешествии в Северный Тихий океан…» (1804) Уильяма Роберта Броутона (1762–1821). Физико-географическая картина Курильских островов, а вместе с ним этнографическое описание айнов имеется в работах английского зверопромышленника Г.Дж. Сноу (1848–1915), бороздившего просторы Тихого океана в 1870-90-х годах. Дальний Восток изображен Г.Дж. Сноу в «Заметках о Курильских островах» (1897) и «В запретных морях» (1910). Обе эти книги, работа над которыми была начата путешественником по просьбе его друзей, были изданы в Лондоне.
Одновременно с записками и отчетами западноевропейских мореплавателей увлекательные рассказы (от эпизодических упоминаний до развернутых описаний) обнаруживаются и в популярной художественной литературе. Так, например, французский географ и писатель Жюль Верн (1828–1905) увлекательно рассказывал о путешествии Лаперуза к Курильским островам в своей книге «История великих путешествий и великих путешественников» (1880). Примечательно, что действие многих книг этого популярного в XIX веке писателя разворачивается в России, в которой Жюль Верн так никогда и не побывал.
Однако в западноевропейской и американской литературе XIX-ХХ веков образы Курильских островов описываются чаще всего эпизодически и значительно уступают тому объему художественной и публицистической литературы, которая создана на русском языке.
