История

1811 года Апреля 20 дня, получил я в Петропавловской гавани от Господина Морского Министра следующее повеление.

"Господину Капишан - Лейтенанту, командиру шлюпа Дианы и кавалеру Головнину. Отношение ваше от 24 Декабря 1809 года на имя Министра Военных Морских сил надписанное с приложением другого, я получил. Предпринятое вами на шлюпе Диане в Стиху плавание я одобряю; причины к тому вас побудившие весьма основательны: они доказывают особенное ваше попечение об общей пользе. Вместе с сим я нужным считаю уведомить вас, что ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ угодно, чтоб сделано было точнейшее описание островов Южных Курильских и лежащих напротивъ „Удинскаео порта ШантирскихЪ, а равно и береговъ Татарии, и что бы описание сiе поручить произвести вамъ на шлюпЪ ДiанЪ. Сiе возлагаемое на васъ порученiе, описано подробно въ посланныхъ къ вамъ нынъже бумагахъ отъ Департамента, и проч."

Свое название Курильские острова получили по имени народа, их населявшего. «Куру» на языке этих людей означало «человек», «курилами» или «курильцами» их называли казаки, а сами себя они звали «айну», что по смыслу мало отличалось от «куру». Культура курильцев, или айнов, прослеживается археологами на протяжении как минимум 7 000 лет. Они жили не только на Курилах, которых называли «Куру-миси», то есть «земля людей», но и на острове Хоккайдо («Айну-мошири»), и в южной части Сахалина. Своей внешностью, языком и обычаями они существенно отличались как от японцев на юге, так и от камчадалов на севере.
Немонголоидный тип лица, густая шевелюра, окладистая борода, выраженная растительность на всем теле — этнографы искали прародину айнов и на Кавказе, и в Австралии. В соответствии с одной из последних гипотез айны, испокон века жившие на своих островах, представляют собой «осколок» особой, древнейшей расы.

At the request of the other Allies, on 9th August 1945, a force of over 1.5 million Red Army soldiers unleashed a massive attack against the Japanese in Manchuria. Volume 2 covers the detailed course of operational and tactical fighting in virtually every combat sector.

This critical examination of the final Soviet strategic offensive operation during World War II seeks to chip away at two generally inaccurate pictures many Westerners have of the war. Specifically, Westerners seem to think that only geography, climate, and sheer numbers negated German military skill and competency on the eastern front, a view that relegates Soviet military accomplishments to oblivion. Volume 1 covers in detail the background, strategic regrouping, and strategic planning and conduct of the offensive.

From the earliest years of this century, American military planners focused their attention on the possibility of a conflict with Japan. It was primarily within that context that Alaska and the North Pacific became important elements in the nation's strategic thinking.

The Pacific War Papers is an annotated collection of extremely rare Japanese primary-source documents, translated into English, that provides an invaluable resource for historians and students of World War II. These naval and diplomatic documents come from the collection of the late Gordon Prange, the eminent scholar of Pearl Harbor, who obtained them from Japanese naval leaders while working for the Military History Section of the American forces that occupied Japan.
This edited collection covers three main topics: the Japanese navy before World War II, prewar diplomacy and politics, and Japanese naval operations and policy during the war. The documents include diary extracts and candid, short monographs written by high-ranking Japanese officers immediately after the war. They shed new light on the vast naval buildup before the war, the development of the navy’s operational concepts for war with the United States, the organization and tactics of aircraft carrier forces, and the failure of Japanese submarine operations.

This thesis explores the various factors leading to the adaptation of western style scientific cartography by Japanese mapmakers in the employ of the Tokugawa government in the late eighteenth and early nineteenth centuries. It situates Japan not as a passive recipient of European cartographic techniques, but rather an active producer of geographic information in an exchange that began in the late 16th century. It focuses on the conflict over Ezo (modern day Hokkaido, Sakhalin, and the Kuril islands) between Russia and Japan as a catalyst for the Tokugawa Shogunate’s early 19th century mapping programs.

Beginning with an analysis of the development of mapmaking in Europe, I examine the political, military, and economic character of the broader exchange as well as its effect on the mapping of Ezo itself. I conclude that the Tokugawa government actively employed both native and foreign cartographic techniques to solidify its hold over both Ezo and represent Japan as a unified whole. Through continuing cartographic exchange western-style Japanese maps were transmitted to Europe, helping to formalize European representations of Japan.